Пороки договоров в римском праве

Обман

Обман, или dolus, состоял в провоцировании ошибочных представлений контрагента с намерением склонить его к заключению какого-либо договора, являющегося для него убыточным: dolu malo pactum fit, quotiens circumscribendi alliud agitur et alliud agi simulatur — договор заключен обманом всегда, когда для завлечения контрагента делают одно, а говорят что делают другое. (376) Обман, или преднамеренное введение контрагента в заблуждение, осуществлялся при помощи хитрости, притворства и ложного представления фактов — calliditatibus, fallaciis et machinationibus.

Согласно этому, и при обмане (dolus) не могла идти речь о расхождении между выраженной волей и внутренней волей сторон: речь шла о намеренном побуждении контрагента к формированию такого волеизъявления, от которого он отказался бы при верном понимании фактов.

В связи с тем, что долус противоречил принципу «bonae fidei», обманутые при договорах bonae fidei были защищены. Действовал принцип: exceptio doli inest bonae fidei judicibus. Для защиты и при договорах stricti juris требовалось соглашение о специальной «clausula doli».

Для защиты обманутых лиц служили правовые средства exceptio doli и actio doli.

Право на exceptio doli имели обманутые лица, которые еще не выполнили обещанную престацию. Exceptio doli являлась общей (exceptio doli generalis seu doli praesentis), когда пострадавшее лицо утверждало, что выплата долга противоречит принципу bonae fidei из-за фактов, установленных в момент, когда было истребовано выполнение. Exceptio doli являлась специальной (exceptio doli specialis seu doli praeteriti), когда обманутая сторона утверждала, что в договоре уже в момент его установления были осуществлены обманные действия.

Actio doli могли применять лица, которые не имели другого способа обеспечить реституцию уже совершенной в пользу недобросовестного контрагента престации. Недобросовестный контрагент, который даже по «clausula arbitraria» (приказ реституировать престацию, выполненную пострадавшим лицом) не реституировал выполненную престацию, приговаривался к возмещению ущерба и объявлялся обесчещенным лицом.

Насилие и угрозы

Насилие, или принуждение (vis), представляло собой противоправное действие по отношению к контрагенту с целью физически принудить его к заключению договора, который он иначе не заключил бы: necessitas imposita contraria voluntati. Действия принуждения контрагента делились на публичные (vis publica) и «частные (vis privata). Если принуждаемый не мог противостоять насильственным действиям без серьезной опасности для собственной жизни, он причислялся к vis absolute. Применение насилия, или принуждения, не приводило к правомочной сделке, а любое насилие влекло за собой суровые санкции.

Со времен Адриана понятие насилия, или принуждения, чаще всего объединялось с понятием угрозы (metus). Считалось, что угроза является основой любого принуждения. С этого времени термин vis употреблялся в значении публичного деликта насилия, а термин metus в значении частного деликта, который мог осуществляться угрозами или с применением физического притеснения.

Metus, или угроза, со времен Адриана представляла собой противоправную угрозу с целью склонить контрагента согласиться на нечто, на что он иначе не согласился бы: si liberum esset noluissem, sed coactus volui.. В соответствии с этим и metus являлся не расхождением между выраженной волей и внутренней волей, но формированием волеизъявления противоправным путем.

Для того, чтобы угрозы являлись противоправными, требовалось, чтобы провоцирующие эти угрозы действия являлись противоправными. Они должны представлять собой большое зло, угрожающее непосредственно контрагенту лично или ближайшим членам его семьи. В таких случаях, т. е. в случаях vis impulsiva, сделки, предпринятые «propter trepidationem mentis causa instantis vel futuri periculi» — ввиду обеспокоенности по поводу настоящих или предстоящих опасностей— не являлись правомочными: quod metus causa gestum erit, ratum non habeo.

К концу республики сделки, заключенные под угрозой, могли быть аннулированы с помощью formula Octaviana, а со времен Адриана или путем restitutio in integrum, или с помощью actio metus causa, или путем exceptio того же наименования.

Aetas и laesio enormis

В некоторых случаях заключенные договоры являлись недействительными из-за несовершеннолетия контрагентов или из-за чрезмерного ущерба (laesio enormis), если контрагенты не могли привести ни одного из вышеуказанных пороков воли как причину недействительности договора. Право требовать аннулирования договора из-за несовершеннолетия имели лица моложе 25 лет, если из-за заключенного договора они понесли большие убытки. Этим правом, но только в постклассическом праве, наделялись и другие контрагенты, если при заключении договора купли-продажи они понесли убытки, превышающие половину стоимости проданной вещи (laesio enormis).

Толкование воли сторон

До появления договоров bonae fidei толкование воли сторон при заключении договоров не представляло никаких трудностей. А именно, внутренняя воля сторон не имела юридической силы: имела силу лишь выраженная воля (теория изъявления): interpretatio secundum verba Волеизъявление представлялось рядом объективных фактов, составляющих форму сделки.

С появлением договоров bonae fidei в римском праве начала утверждаться теория воли, или теория, согласно которой при заключении договоров следует принимать во внимание не только то, что стороны заявляют, но прежде всего то, чего они действительно хотят, вступая в договорные отношения: interpretatio secundum voluntatem.

В классическом праве теория воли еще была второстепенной. Она применялась только тогда, когда волеизъявление не было совершенно ясным: cum in verbis nulla ambiguitas est, non debet admitti voluntatis quaestio — когда не существует сомнения в знании выраженной воли, не следует пытаться выяснить внутреннюю волю сторон.

Однако теория воли постепенно брала вверх. Окончательно она утвердилась при Юстиниане: in conventionibus contrahentium voluntatem potius quern verba spectari placuit — в соглашениях контрагентов большее внимание следует уделять воле, чем употребленным ее выражениям. С этого времени грамматический смысл выражений являлся отправной точкой при выяснении содержания договорных обязательств, но действительная воля сторон, а вместе с ней и истинное содержание договоров, утверждались на основании целого комплекса обстоятельств, предшествующих и сопровождающих договор.